Тесс Клаудия Данросс | Tess Claudia Dunross
3.05.1967 | 20 лет
Теплым апрельским вечером 1984 года, за неделю до того как мне исполнилось 17, я вошла в бильярдную Большого Дома, где находились мои братья, и сказала: «Видите, я одета в черное платье?». Но Дирк ответил, что на мне обычная школьная форма, а шутка довольно глупая. «Да нет же, - возразила я. – Вот, я одета в траурное платье, потому что скоро придет Карга и заберет меня с собой в ад». Затем я обняла ошеломленных братьев, поднялась в свою спальню и заперла дверь.
Помниться, скоро за мной действительно пришли.
Правда, они сильно опоздали и оказались почти бесполезны.
«Спасибо за помощь, вы милые, - сказала я людям, взломавшим дверь и вытащившим меня из круга, который я начертила на полу, разрезав руки осколком чашки, - но ничего не нужно. Мы с Каргой уже ушли».
… а начиналось все тихо и неспешно. Почти незаметно. Как будто в ясный летний день на солнце медленно наползает грозовая туча. Обычное дело, но я уже чувствовала что-то неладное. Внутри подрагивало ненавязчивое ощущение, что контроль над жизнью незаметно утекает сквозь пальцы как песок, и это немного пугало. Но ничего ужасного пока не происходило, и от тревожных мыслей было легко отмахнуться.
И вот, представьте, внезапно перестают петь птицы, вокруг зловеще темнеет, словно уже наступили сумерки, и вдруг оказывается, что все происходит вовсе не постепенно, как казалось раньше, а стремительно быстро и вы, очутившись в полнейшем одиночестве, вынуждены блуждать в темных неясных дебрях своего подсознания, в отчаянии теряя последние ориентиры и все дальше углубляясь в чащу...
Я всегда была тихой, скромной, малообщительной девочкой, слишком много размышляющей, слишком много читающей, ужасно взрослой и чересчур ребячливой одновременно. Так, на свой двенадцатый день рождения я попросила оксфордский словарь и фарфоровую куклу. Друзей у меня почти не было, в больших компаниях я терялась, поэтому предпочитала одиночество. Не знаю, была ли эта социофобия причиной или следствием болезни, и как бы обстояли дела сейчас, придай тогда окружающие этому обстоятельству большее значение. Однако то, что такой образ жизни не совсем нормальный, понимала я. К сожалению, поделиться своими переживаниями было не с кем. Родителей поглотил семейный бизнес, так что доверительные отношения с ними не сложились. Иен и Дирк были старше меня на целых семь лет, а в подростковом возрасте это слишком много. К тому же сказать конкретно, что меня волнует, я была пока еще не в состоянии.
Шло время и в год, когда мне исполнилось четырнадцать, появился Гонконг.
Город, который лишает тебя невинности.
Лишение невинности городом.
Все, что можно об этом сказать, не думая о сексе.
Гонконг – не просто другая страна. Это иная история, иные порядки и обычаи. Это вселенная крайностей и контрастов. Гонконг… Для меня он был похож на Элизу Дулиттл, впервые одевшую дорогое платье. Совершенно другой, дикий мир, абсолютно чуждый логике и здравому смыслу. Мир, к которому нужно было привыкать и приспосабливаться.
Мне не хотелось приспосабливаться, и очень скоро я возненавидела колонию, все в ней до последнего атома пространства. Из чистого упрямства. Казалось, надо мной совершили насилие, заперев на китайской земле, так не похожей на то, что я любила и с чем сроднилась.
Но, говоря о насилии, честно будет заметить, что я все же могла остаться на родине, в одном из этих старых надежных частных заведений закрытого типа с показушно простенькими форменными юбочками за триста долларов и надежной системой образования. Однако это настолько пугало, что я предпочла упиваться ролью жертвы, нежели принять волевое решение и бросить вызов комплексам.
Потеряв с переездом тех немногих друзей, которые были, я окончательно ушла в себя. Все свободное время, которое оставалось после выполнения уроков я посвящала чтению «тяжелых» произведений Байрона, По, Кафки, Достоевского и рисованию мрачных готичных картин, увлеклась писанием дневника и много копаясь в себе.
Вероятно, для окружающих все было вполне закономерно: взятые по отдельности эти особенности не представляли собой ничего необычного. Я была подростком, а подростки часто замкнуты и переживают перепады настроения. Они мучаются оттого что отчасти стали взрослыми, отчасти остались детьми, так что безобидные странности обычное дело, которое не должно быть поводом для тревоги.
Однако мысли все больше запутывались. В конце концов, я стала терять ощущение реального существования и не могла с уверенностью утверждать, что существую на самом деле, а не являюсь выдуманным кем-то персонажем из книги. Распад ощущения идентичности, уверенности что я – это я достиг такой силы, что я уже не могла сказать, кто управляет моими мыслями и поступками. А вдруг это какой-то «автор»? В дневнике я стала заменять «я» на «она», а вскоре и мысленно начала думать о себе в третьем лице. И где-то в глубине засел мучительный вопрос: кто же эта «она» - я или не я, что приводило меня в настоящее отчаяние. Если «она» - это «я», то кто же тогда о «ней» пишет? Кто рассказывает про эти «я» и «она»? Я перестала существовать как идентичная, оконченная личность. Меня больше не было. Я растворилась в хаосе.
Примерно в то же время появились и другие симптомы. С чувственными восприятиями случились перемены. Обычно, при сильной усталости, мне казалось, что звуки становятся какими-то необычными: то слишком громкими, то слишком тихими, а порой я и вовсе переставала различать слова, потому что они превращались в бессмысленный шум. Сместилось и восприятие пространственных соотношений, так что я стала чувствовать себя маленькой Алисой из книг Кэрролла. Порой даже не удавалось спуститься по лестнице, так как невозможно было правильно оценить высоту ступеней – каждая из них казалась обрывом в глубокую пропасть. На каком-то уровне сознания я, однако, понимала, что высота ступенек 15-20 сантиметров, а не метров, но глаза говорили другое, а разобраться что к чему и упорядочить мысли становилось все труднее.
И тут появилась Карга. Возникла она в форме мыслей, обращенных ко мне во втором лице: «Ты слишком глупа и безответственна, - думала Карга, - тебя следовало утопить еще в младенчестве», в то время как сама я продолжала по привычке думать о себе в третьем.
От мыслей недалеко и до голосов. И голос Карги нельзя было ни с чем спутать, а уж тем более – игнорировать.
Она все говорила, ругалась, требовала.
Днем.
Ночью.
Умолкая, лишь когда я, обессиленная, крепко засыпала.
«Твое сочинение никуда не годится!» - говорила Карга.
И я переписывала сочинение.
«Все равно плохо. Переделай еще раз», - приказывала она.
И я снова переделывала сочинение.
«Да ты, видно, совсем дурочка! Перепиши задание, только теперь уж сделай это как следует»
Так повторялось снова и снова, пока я, уже далеко за полночь, не падала на кровать, не в силах выдавить из себя ни строчки.
«Ты не только глупа, но еще и ленива» - кричала Карга и ударяла меня по лицу. То, что проделывалось это моей собственной рукой, меня нисколько не смущало, потому что в тот момент управляла ею не я.
Звучит это довольно таки странно. Однако к тому времени я так долго прожила в разладе с собой, разуверившись в собственном независимом существовании, что появление симбиона уже не могло смутить или удивить, поэтому побои от Карги я восприняла именно как побои от Карги, управлявшей моими руками.
Карга была очень строга и почти всегда недовольна: я никогда ничего не успевала, все делала не так и вообще, оказалась ленивой дурой. Но мне-де повезло. Карга всерьез взялась за мое перевоспитание, так что руководствуясь благими намерениями, она сыпала наказания одно за другим.
Вскоре оказалось, что я чересчур много ем и сплю, так что пришлось ввести лимит. Более чем достаточно спать тридцать часов в неделю, заявила Карга, и питаться раз в день.
Месяца через три я достигла предельного умственного и физического изнеможения, исхудала, осунулась.
Зато отметки мои значительно улучшились.
Но мир словно подернулся неживой туманной пеленой, так что я даже стала расцарапывать и резать себя чтобы убедиться, что все еще жива, что во мне по прежнему течет кровь, а не густой кисель.
Разумеется, родители не слышали Каргу, но видели, какая я измученная и знали, что я мало ем и – они даже не догадывались насколько – мало сплю, так что в конце концов мать обратилась к доктору. Это был специалист по детской и юношеской психиатрии и, хоть я была очень напугана, нашла его довольно вежливым и приятным. И это было очень удачно, потому что мой мир уже совсем измельчал и стал рушится как тонкая скорлупа.
Карге не понравился наш первый визит к психиатру. Всю дорогу домой она беспрестанно проклинала белый свет. Она урезала сон до двадцати часов в неделю, позволила есть только через день, стала еще требовательней к урокам, все время ругалась и грозилась утащить меня в ад.
Естественно, это не могло продолжаться долго.
И через несколько дней я окончательно сдалась...
За последующие три года я сменила четыре психиатрические больницы и вобщем-то везде лечение сводилось к употреблению усиленных доз лекарственных препаратов, от чего мои чувства притуплялись и я становилась равнодушной к требованиям Карги. Они теряли прежнее значение.
А, так как лечения от шизофрении, которую у меня почти сразу же диагностировали, как такового не существовало и сводилось лишь в выведении пациента в состояние ремиссии, длившейся, если повезет, даже целые годы, скоро меня выписывали с длинным листом новых предписаний.
И какое-то время они действовали.
Но после таких периодов наступали другие, когда вопли Карги становились настолько сильными, что их невозможно было игнорировать и все повторялось снова и снова.
Шизофрения означает «разделенный ум». Если в человеке собралось слишком много чувств, мыслей, эмоций, знаний, с которыми его мозг уже не в силах совладать, он перекладывает их на нечто, что находится за пределами осознанного «я». Я переложила недовольство и завышенные требования, коим хотела соответствовать, презрение к самой себе на Каргу, превратив ее в универсальный рычаг, который толкал меня к недостижимому идеалу. Почему именно Карга? Она была семейным призраком, детской страшилкой, скелетом в шкафу. К тому же по мере того как я взрослела, многие отмечали мое поразительное внешнее сходство с Тесс Брок. Я и сама видела его, подолгу разглядывая портрет молодой Тесс в галерее Большого Дома. Она вызывала во мне страх, уважение и благоговение.
Проблема же заключалась в том, что ни я, ни, соответственно, Карга не знали ориентиры четких границ и стремились в бесконечность, так что я ничего не видела кроме этих требований и выполняла их пока хватало сил. А лечащий персонал видел в этом только мою болезнь.*
7. Образование и способности.
Неоконченное среднее образование. Талант к рисованию.
8. Связь.
*Идея анкеты основывается на творчестве Арнхильд Лаувенг. Автор не претендует на чужие авторские права.
